Размер шрифта: Фон:
Студентам
Макс Елин. Записки киборга. Главы 6-7

ГИТР-ИНФО продолжает публикацию книги Макса Елина, студента 
звукорежиссёрского факультета Института кино и телевидения (ГИТР). 

Предыдущие главы:

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

__________________

Глава 6

 Что может быть скучнее года жизни в больнице? Ничего. Приходится постоянно себя развлекать, чтобы не сойти с ума в окружении этих лысых голов и склянок. За несколько месяцев моя деградация достигла высокой отметки. Кино и компьютерные игры стали главными столпами моего досуга. Стихи и музыка возникали редко, ведь внешний шум отпугивает музу сильнее, чем кошку собака. Хотя попытки я не оставляю. 

Вот уже неделю валяюсь, наслаждаясь побочными действиями от очередной химии. Анализы с грехом пополам были приведены в нужное состояние, едкая дрянь пущена по моим венам, а отец всё так же пляшет под дудку своего с ума сошедшего сына. Мы теперь чаще общаемся и он уже знает, когда диалог лучше даже не начинать. Выучил мои предпочтения в еде и напитках. Да и проникся аскетичной атмосферой замка —  это пошло ему на пользу. Мы часто ругаемся и спорим, но виной тому моя истеричность.

В первый день вахты отец для себя нашёл в больнице врага номер один. Зулия Аримовна со своим писклявым, высокомерным голоском забежала в палату и начала его отчитывать. На столе было немного пыльно и лежали печеньки, а банка с препаратом как-то некорректно свисала с моей капельницы. Эти факты послужили поводом скандала со стороны докторши. Сверкнув своими кошачьеми глазами, она подняла ор на всё отделение:

  • Что это такое? Витя, это что такое? Что вы молчите? – гремела она.

Мой предок пребывал в шоковом состоянии. Во-первых, на “ты” они не переходили, а во-вторых, так грубо с ним ещё никто не имел чести говорить. Мелкая блоха в белом халате махала своими наманикю́ренными ручёнками, едва не задевая обомлевшую фигуру отца.

  • Э-это…моё печенье.

Она пуще прежнего завизжала:

  • Ваше? А может вы его даёте своему сыну? Хотите желудок ему лечить потом? А? Что вы опять молчите?

Отец не мог обороняться, он знал, что от неё зависит дальнейшее лечение и грубостью отвечать не стоит. С другой стороны, врач перешла мыслимые рамки. Не зная, что противопоставить такому неожиданному нападению, он опустил глаза. Все пациенты оказались свидетелями столь безнаказанного унижения. Ещё какое-то время Зулия Аримовна его отчитывала, потом заскучала и удалилась прочь. Когда к Вите пришло осознание произошедшего, то он ещё долго ходил кругами и вслух негодующе восклицал. За эту неделю папа стал угрюмым и сдержанным, позитива и след простыл. Быть всегда виноватым ему не по душе.

Такого не заслужил никто. Эта стычка поразила меня до глубины души. Больница теперь и впрямь виделась местом заточения, а врачи надзирателями. Каждый совершает ошибки и в меру своей рассеянности или несобранности даёт слабину. Даёт ли это право доктору орать и унижать родителя? Нет! Ситуация и так удручающая. Дети гибнут под капельницами, какой адекватный человек будет ходить по палатам и гнобить и так замученных воспитателей? Мерзкие существа без капли морали. 

***

 В очередное хмурое утро жители замка были взбудоражены новостями, которые принесла миловидная девушка с экзотическим именем Джена. Постараюсь объяснить. Джена – работница благотворительного фонда, плотно сотрудничающего с больницей.

Она показалась мне сильной и напористой, но в то же время хрупкой и доброй. Будто бы где-то на спине у неё был переключатель, способный менять всю её суть. Когда гостья зашла в нашу палату, то сразу привлекла к себе внимание.

  • Здравствуйте! Ребят, очень извиняюсь за вторжение. Хочу рассказать вам о предстоящем событии на Новый год. Меня зовут Джена, я из благовторительного фонда и мы с моими коллегами хотели бы сделать предстоящий праздник чуточку лучше. Понимаю, что в стенах стационара встречать праздники – это жуть. Поэтому мы раздадим вам листочки, на которых вы можете написать пожелания Деду Морозу, попросить какой-либо подарок. Он постарается все их выполнить!

Джена застенчиво улыбнулась и поспешила раздавать листочки-пожелания. Послышались радостные вопли. Дети начали со старанием расписывать бланки, а родители удалились в коридор за подробной информацией. Я тоже поддался соблазну. Моим маленьким желанием был микрофон. Почему бы и нет? Новое оборудование благотворно повлияло бы на моё творчество.

Когда работница фонда обошла все палаты, то вновь вернулась в нашу.

  • Привет ещё раз, тебя ведь Максим зовут?

Я привстал с кровати.

  • Да, вот мой бланк.

Джена хихикнула.

  • Нет, я не за этим пришла. Твой отец показал мне песни, которые ты пишешь. Мне кажется, это очень здорово. Мой муж — владелец студии звукозаписи и если тебе захочется что-то новенькое записать, то непременно звони мне!
  • Хмм… спа-сибо. Хо-рошо… — протянул я неувереннфм голосом.

Она ещё раз улыбнулась, попрощалась с другими пациентами и ушла.

Отец как обычно! Вечно норовит своё слово замолвить. Жаль только, что не вовремя это делает. Какая ещё студия? Я даже помыться сам не могу. Хотя мысль интересная, надо будет её обмозговать.

Разбивая голову о противоречия, спустя несколько дней моё творческое начало победило здравый смысл. Ещё и совпало так, что я наткнулся на музыкальный конкурс, где требовалось сдать в срок песню своего сочинения. Эта мысль меня серьёзно подстегнула и пошла работа над текстом. Текст, как ни странно, вышел о последних событиях. Не люблю выставлять свои недоработки напоказ, но с вами поделюсь парой строчек:

Привет друзья или привет, те, кто казались ими

раньше тепло, теперь с холодными глазами. Иней.”

Всё накипевшее вдруг вышло из моего затхлого разума. Весь негатив скользнул на строки тетрадки и заплясал уродливыми символами. Закончив текст, я почувствовал себя заново родившемся. Умиротворение спустилось на уставшую лысую голову вашего покорного слуги и я уснул сном младенца.

Очнулся ранним вечером, бодрый и свежий. В палате все о чем-то сговаривались, отец стоял у соседней кровати и активно жестикулировал.

  • О! Проснулся! Мы тут с родителями решили заказать вам пиццу, ты будешь?
  • Но… нельзя ведь… – я протер глаза и недоумевающим взглядом осмотрел участников тайного сговора.

Одна из них вступилась за отца:

  • Ну чего такого? От кусочка ничего вам не будет, не бойся!

Спорить я не стал. Кто в здравом уме откажется от пиццы на ужин?

Родители сделали звонок курьеру и через тридцать минут душистый запах заполнил нашу небольшую комнатку. Папа принёс мне правильный чай и весёлый пир стал удачным завершением дня. Во время застолья двум девочкам удалось меня разговорить. Им было лет по семнадцать. Первая постоянно улыбалась и разговаривала с каким-то задором. Я очень удивился такому постоянству настроения. Вторая, оказалось, учится на врача и не просто тут лечится, а изучает всё изнутри глазами пациента. На днях я даже заметил, что она сама меняла себе бутылки с препаратами. Теперь всё ясно!

Сюрпризы на этом не закончились. Через пару дней медсестры сообщили, что больницу почтит своим визитом какая-то звезда. Все начали шушукаться, но не я. В моей голове стоял лишь один вопрос – зачем?

Звездой оказалась девочка лет шестнадцати, победительница какого-то музыкального шоу. Она исполнила несколько песен в холе, но большинство больных даже не думали вставать с кроватей. Никто не знал, что это за известная личность и для чего её сюда привели. Заглянув в нашу палату с огромной свитой из взрослых и парочки операторов, она с непередаваемым изумлением осмотрелась. Кошмар расползся по её девственному лицу. Пытаясь сыграть спокойствие, девочка ещё больше погружалась в расстройство.  Трясущимися руками маленькая певица раздала нелепые браслетики каждому пациенту и промямлила какие-то банальности о выздоровлении.

Мой отец вдруг вторгся в её панический купол и разбил его своим напором слов:

  • А вы песни пишите?
  • Я… я исполняю. – Сжатым голосом пробормотала она.
  • А вот мой сын пишет. Может, вы вместе чего-нибудь написали бы? – Он похлопал меня по плечу и словил в ответ мой испепеляющий взгляд.

Всё тот же вопрос не покидал головы – зачем?

  • Да, как т… тебя зовут? – Девочка подошла ближе к моей ложе.

Я закатил глаза и раздражительно вздохнул:

  • Максим.
  • Давай я тебя добавлю в друзья в какой-нибудь социальной сети? И там обсудим?
  • Ладно.

Всё это дело засняли камеры и довольная группа показушников во главе маленькой испуганной девочки разошлись.

Стоит ли говорить, что она не ответила на моё сообщение? Хладнокровно его проигнорировала. На камеру-то все мы мягкие и пушистые, только вот после съёмки превращаемся эгоистичных созданий. Многие мысли появились в моей голове после приезжего цирка, но сформулировать целостное мнение пока не готов.

***

 Учителя каждый день навещали своих захворавших учеников. Нас по очереди выводили в коридор и усаживали за потрескавшиеся от времени парты. В конце года мне предстояла сдача экзаменов. Подготовка в стенах больницы сулила поражение – это казалось слишком сложно. Мой мозг едва мог работать в таких условиях, но я старался в поте лица. В школе главной сложностью представлялась математика. Все предметы получалось как-то подтянуть, выкрутиться, но с математикой это не работало.

Преподавательница алгебры в стационаре показалась мне строгой, но справедливой. У неё было две руки, две ноги и одна голова, вмещающая сотни задач. Извините за юмор, но с математикой только так! Я очень невнимательный и постоянно пропускал тот или иной знаменатель. Учительница не кричала, как это происходило в школе, а спокойно повторяла одно и то же по несколько раз своему глупому ученику. Такая система образования Максиму точно по душе!

  • Вот, видишь, это переносится сюда, а здесь добавляем нолик, всё просто.
  • Было бы просто, уже бы решил давно! – Со смехом произнес я.

Она тоже посмеялась и потрепала меня по голове. Предстояла большая работа. Гуманитарные науки всегда давались намного проще. Обществознание на сегодня мой главный козырь, правда, не знаю в какой игре. Институт пока не выбрал, да и не представляю, куда метить даже. Ещё есть время подумать.

Уже завтра врачи меня обязались выпроводить домой. Этот курс химиотерапии дался легко. Вообще, я заметил, что с каждым разом организм всё меньше реагирует на препараты. Представляете? Даже к такому человек может привыкнуть. Каждый день меня добровольно травят как какое-то насекомое, а силёнки не убавляются, держусь. Бывают моменты, когда становится не по себе, но они теперь настолько локальны, что не пугают как раньше. Да и с едой потихоньку эксперементируем. Отец с пониманием относится к моей жажде вкусить чего-то особенного и втихую проносит интересные продукты.

Учёба и преподаватели создают иллюзию полезного течения дней, а эти мнимые звёзды и шуты разбавляют общую атмосферу. Одним словом, жить можно. Но чувство озлобленности всё равно не отпускает. Что-то явно держит меня в этом нафантазированном мирке, где я топчусь по горячему песку как сорвавшийся бык во время корриды.

Под вечер поднялась температура. Градусник показал страшные цифры и папа побежал за Зулией Аримовной. Она уже спешила домой и рискнула переложить свои обязанности на медсестру, которая испуганно выслушала указание. Мне дали парочку зеленых таблеток. Жар ошпарил тело, кровать превратилась в сковородку. Горячие импульсы бегали по рукам и ногам, не давая уснуть. Медсестра бегала в панике, не зная что делать, но ещё несколько минут и буря утихла. Я закрыл глаза и разноцветные точки заблестели на почерневшем фоне, унеся меня в загадочный мир снов.

На следующее утро докторша разбудила всю палату своими криками. Опять отчитывала отца. Не понимаю, как он сдерживает себя. Нас благополучно выписали невзирая на ночную суету. Я залез на коляску и мой нянь покатил её прочь. Спустившись на нижний ярус замка, у меня появился озноб. Сначала зубы непроизвольно застучали, потом затряслась каждая частичка тела и вот коридоры опять расплываются. Что, опять? Сколько можно? Губы обвисли и я начал бредить. Папа задавал какие-то вопросы, но слова как в пинг-понге брякались о стены и эхо не давало разобрать ни одной чертовой буквы.

  • Бэ…кэ…тэ, —  я пытался говорить, но голос осекался. В замыленных картинках и звуках удалось разглядеть оскалившееся лицо Зулии Аримовной и выкрики:
  • Кровь! Нужно срочно делать переливание крови! Скорее везите его…

 Я вам ещё не говорил, что меня раздражают такие несанкционированные отключки? Вот я в сознании, думаю о том, что буду есть на ужин и бах! Меня нет! Потрясающе. 

Я натянул на нос очки и начал всматриваться. Всё та же палата! Стоп, но меня же вроде как выписали? Или нет? Ааага, кажется вспомнил. На капельнице на этот раз свисал прозрачный пакетик, наполненный чем-то красным.

  • Тебе сделали переливание. Показатели твоей крови упали до критической отметки и тебе совсем плохо стало… – Папа проговорил это и подал стакан воды. – Пей, тебе сейчас нужно набираться сил, опасно доводить организм до такого состояния.
  • А дом что? Мы тут остаемся? – Едва вышло у меня связать слова.
  • Нет, сейчас докапает и поедем.

Вопросов больше не возникало. Я поудобней положил голову на подушку. Состояние эйфории расслабляло всё тело, хотелось спать.

***

 Отношение с родственниками натягивались всё сильнее. Гордость отца отчасти мешала нам с ними сосуществовать. Ему постоянно казалось, что они нерады таким гостям и косо на нас смотрят. Я сотню раз прокручивал в голове мысль о их добродетели и пришел к выводу, что форма помощи неважна, важен сам факт. Они могли бы отказать, но несмотря на неудобства и стеснение, согласились. Думаю, никому не хочется держать дома такой экземпляр как я.

На этой неделе реабилитации я решил больше времени уделить друзьям. Мы довольно редко общаемся, особенно с Юлей. Она была первой на повестке сегодняшнего дня.

Пока ваш покорный слуга путешествовал по больницам, подруга уже успела поступить в институт. Будучи творческим человеком, Юля всецело отдалась рисованию.

После обеда мы созвонились и её весёлость, кажется, передалась мне через тысячи километров.

  • Ты как там? Чего так редко пишешь?
  • А то не знаешь? У меня только два рода деятельности: сон и еда. – С сарказмом пробубнил я.
  • Ой зануда, давай приезжай обратно уже!

Вдруг мне вспомнилось обещание отца. Он говорил, что после этого курса мы сможем ненадолго съездить в родной город. Но вестей не было, похоже идея потеряла свою актуальность.

Юля несколько секунд ожидала, пока я отвечу:

  • Эээй! Слышишь?
  • Слышу, да. Задумался просто.
  • Ну дак когда тебя ждать то? – С нетерпением прикрикнула она.
  • Даже не знаю. Ты меня на мысль одну натолкнула, давай позже свяжемся?
  • Ну вот, ладно! Пиши!

Я положил трубку и позвал папу в комнату. Послышались шаги и вот уже с готовностью он стоял напротив моей кровати.

  • Помнишь ты говорил, что мы сможем поехать домой? И? – Я испытывающе смотрел на него.

Отец замялся, видно было, как он с осторожностью подбирает слова.

  • Да, помню, ноо…
  • Что но? Очередное вранье? – Перебил я его.
  • Но ты ведь понимаешь, что в таком состоянии нельзя никуда ехать. Тебе сделали переливание крови. Ты очень плохо себя чувствовал…
  • Теперь-то мне хорошо!
  • Мы ведь не можем рисковать,  понимаешь? – Выпалил он, немного поразмыслив.
  • Ничего не понимаю! Я хочу домой, вот что мне ясно. Хочу к друзьям, девушке своей. Хочу сидеть в своей комнате, а не скакать по палатам и чужим квартирам! Зачем врать? Зачем обещать то, в чем ты не можешь быть уверен? Для тебя слова совсем ничего не значат? Можно так мной манипулировать, думаешь?

Съёжившись от очередного всплеска моих эмоций, он попытался оправдаться, но я уже не мог остановиться.

  • Только и делаете, что врёте мне. Все вы! Всё, слышать ничего больше не хочу!

Отец шагнул за дверь и аккуратно её прикрыл.

Глава 7

 Пушистый снег пленил маленькие московские улочки. Водители, укутанные в шарфы со старанием отскребали свои автомобили от кусочков льда. Мускулистые деревья в напряжении удерживали своими извилистыми ветками горы осадков. Царила какая-то сказочная утопическая атмосфера. Хотелось как в детстве прыгнуть в эту белоснежную перину и руками сгребать белое золото в разные стороны. Но детство давно закончилось и права на вольность у меня больше не было.

Уборочные машины ещё не успели почистить дороги мегаполиса, поэтому старенький пикап дяди буквально прогрызал себе путь, тяжело рыча от натуги. Замок теперь преобразился и не выглядел так зловеще, как раньше. Мы приезжали уже в третий раз.   Анализы некстати ухудшились и врач отказывалась нас пускать в стационар. Эта попытка выдалась удачной и результаты крови, небрежно начерканные на листке, удовлетворили Зулию Аримовну.

В палате я встретил Пашу в его привычном состоянии взрослой задумчивости. Он несколько минут меня не замечал, но когда всё же заметил, то с жаром поприветствовал.

  • Ты опять на химиотерапию? – серьёзно спросил он.
  • Даа, опять. Играть будем?
  • Конечно!

Мы целыми днями щёлкали клавиатурами, изредка беседуя и подшучивая. Новый друг постоянно пребывал в бодром состоянии и в отличии от меня, никогда не ругался со своей мамой. Его спокойствие порождало теплые отношения между ними.

В угрюмом состоянии я видел его лишь однажды. Скажу так, меня не интересовали истории болезни других пациентов. Я не задавал назойливых вопросов и сторонился этих тем. Но ситуация Паши показалась мне удручающей. За его здоровьем наблюдал другой врач. Щеголеватый длинный доктор с растрёпанными, чёрными волосами и ужасным акцентом. Этот специалист невольно вызывал у меня отвращение. Мятый халат и двухдневная щетина как будто кричали о его наплевательстве на всех и каждого. В самых серьёзных дискуссиях он отшучивался и сыпал остротами без надобности. Его нахальная морда не проводила в палатах и пяти минут. Причиной такого дерзкого нахальства была его основная должность – хирург. Из-за такой не состыковки, он совершал кучу ошибок и пациенты, ставшие его заботой походили на завядшие цветы. Паша не был исключением.

На дневном обходе врач почтил своим присутствием больных и с быстротой проносился по палатам. Очередь дошла до моего товарища. Он без интереса прослушал отчёт его матери и собирался было уходить, но та вдруг завопила:

  • Ну за что вы так с нами? Скажите же что-нибудь? Что нам делать?
  • Что я могу вам сказать? Химиотерапия не помогает. Зачем её тогда делать? – Сухо проговорил он.
  • Это мой сын! Как это зачем? А как же операция? – Её оглушительный голос пиявкой впивался в его уши.
  • Что вы от меня хотите? Я не буду бесплатно ничего делать. Идите в фонд или пишите заявление на комиссию больницы. Пускай они решают. Ко мне не надо лезть.

Она вытерла свежие слезы и кивнула головой, пока он даже не взглянув, с хладнокровием, удалился.

Меня словно ударило током. Этот диалог открыл мне на многое глаза, всё сошлось. Паша лечится всю свою жизнь и вот теперь его организм не восприимчив к химии. Уверен, у них есть шанс на операцию, надеюсь всё будет хорошо. Его глаза горели как у льва, который вот-вот накинется на беззащитную тварь. Худенькие ручки были напряжены.   Остатки вен вырвались на поверхность бледной кожи. В одно мгновение альтер-эго Паши испорилось вместе с озлобленностью. Он как по волшебству превратился в спокойного и улыбчивого ребенка. Этот контроль безумно меня поразил. Как такое возможно?

***

 Несколько дней я мариновался в палате, пока не вспомнил про конкурс песен. Оставалось только записать, но в стенах замка такое было невозможно. Я сообщил об этом отцу, а он, как ярый фанат моей творческой стези, начал высокоскоростную мозговую деятельность. Наконец, мы вспомнили о девушке из фонда, которая пообещала мне запись на студии. Одна проблема была почти решена! Папа набрал номер этой дамы и та незамедлительно дала добро.

Более суровой проблемой представлялось как выбраться из стационара, зная характер Зулии Аримовны. Уже предвижу, как она плещет слюной и яростно скулит на отца. Но ничего другого не остаётся!

Везение сегодня крутилось на нашей стороне. Докторша была в приподнятом расположении духа. Хихикала и даже улыбалась не своей роботизированной улыбкой. Она обошла палату и в последний момент подступила к нам. Робко вглядываясь в её свирепые маленькие глаза, я приготовился выслушать отказ и ряд отборных ругательств.

  • Как твои дела, Максим? Рассказывай! – Умиленно начала она.
  • Да всё хорошо, самочувствие отличное, аппетит на месте! Что еще надо, да?

Она махнула головой в знак согласия.

  • Зулия Аримовна… У меня к вам есть просьба. – Робко произнес я.
  • Какая же? – Врач по-доброму нахмурила брови.
  • Понимаете, я пишу песни и высылаю их на разные конкурсы. Сегодня мне срочно нужно записать одну из них, иначе проиграю. Не могли бы вы на пару часиков меня отпустить? Туда и обратно!?

Она подошла к тумбе с анализами, быстро пробежала глазами и прочла отчет о моем состоянии.

  • Почему бы и нет. Только на пару часов не больше! Иначе выгоним вас из больницы и будешь лечиться в своем городе, хорошо? – Серьёзным тоном заметила она.
  • Да, конечно!

На этой ноте надзиратель покинула палату. Папа заулыбался, он так же как и я не верил, что мы получили благословение на столь рисковую миссию.

С осторожностью перебирая костыли, я черепашьим шагом подбирался к такси. Меня переполняли необычные ощущения. Вспомните школьные времена, когда вы сбежали с уроков. Вот вы стоите на крыльце своей школы, приятный ветер обдувает ваше лицо,  грудь наполняется свежим воздухом . Тут вспоминается один забавный факт: все ваши одноклассники сидят в закрытых кабинетах и пыхтят над контрольными. От этого делается ещё приятнее. Вы буквально парите с чувством единоличной сводобы. Вы – избранный, последний из лентяев! Примерно такие ассоциации вызывала у меня эта поездка.

Студия оказалась в центре мегаполиса. Мы вошли в парадную, где охранник, похожий на надувшуюся жабу, нехотя пропустил нас в коридор. Парень с прилежным видом по имени Рауф уже встречал гостей, дружелюбно махая рукой. Студия оказалась маленькой комнаткой, заставленной разными синтезаторами и гитарами. В углу ютилась отделённая от остального пространства будка для записи. Я сел на диван, чтобы отдышаться, пока хозяин разбирался с аппаратурой. Рауф был одет во всё черное и из-за этого сливался с огромным стулом, на котором он ёрзал, поглядывая в компьютер. Густая, чёрная борода делала его скорее гладиатором, чем работником студии.

Главной дилеммой перед записью стал выбор удобного расположения меня. Да, именно меня! На костылях стоять долгое время тяжело, но садиться я тоже отказался. Дело в том, что при исполнении сидя — тембральные характеристики голоса меняются. Хотелось выложиться на максимум и выжать из себя все соки. Сделать так, как никогда не делал.  По этой причине мы решили записывать, стоя на костылях. В будке слишком душно и тесно. Жаловаться времени не хватало и я приготовился к одной из сложнейших записей в своей жизни. Рауф запустил руку в свою густую бороду, взглянул ещё раз в монитор и крикнул:

  • Готов!
  • Да!

Он нажал на плей и запись пошла. Около часа я потел в этой маленькой комнатке с микрофоном, выжимал из себя последние силы. Вся накопившееся энергия за время скитаний по больницам будто впитывалась в этот микрофон. Я выкрикивал фразы строк с огромной силой и размахивал свободной рукой, словно дирижируя этим потоком негатива. Самые мерзкие сгустки злобы внутри меня расщепились безвозвратно.

Выходя из студии, я чувствовал себя новым человеком. Это чувство агрессии и постоянного возмущения отпустили меня. Я больше не хочу злиться. Больше нет смысла ненавидеть этот мир и каждого его обитателя. Уже скоро операция и всё наладится, я уверен.

Продолжение следует… скоро главы «ТОРГ«

___________________

Поделиться